Кошка колдуна - Страница 112

112

Мне так хотелось расспросить горца о разных вещах, но в голову лезли всякие глупости, вроде: «На волынке играть умеешь?» Положение спас, а может, и усугубил, Прошка.

– Ты глянь, Катюх, на нем юбка надета! – всплеснул руками боярский байстрюк.

И это была вовсе не наивная детская непосредственность, нет. Прохор Иванович вовсе не на русском сказал, а так, чтобы Кеннет понял.

– Такая одежда называется килт, Прошенька, – примирительно прошипела я.

Разумеется, это был самый аутентичный килт, который мне доводилось видеть – рваный и такой грязный, что клановых цветов не различить. Зато я знала, как его правильно надевать и носить. Только это знание мне ничем не помогло, особенно в качестве усмирения разбушевавшегося ни с того ни с сего подростка.

– На первый раз, как несведущему чужеземцу, я прощу твое невежество, – заявил горец спокойно, но посмотрел на мальчишку исподлобья так, словно собирался зарубить на месте. – Твоя госпожа потом разъяснит тебе ошибку.

– Кто? Какая еще госпожа? – взвился Прошка. – Да я… да она…

И пока байстрюк не наломал дров, я схватила его в охапку и оттащила в сторонку.

– Прош, ну, чего ты яришься? Что он тебе плохого сделал, кроме хорошего, а? Пришел на подмогу, поздоровался, а ты его норовишь оскорбить. За что?

– Эх, Катька! – Мальчишка плюнул от досады. – Это же наемник! С ним девке не то что говорить, смотреть в его сторону не след. У них всегда одно на уме. Что я, этих рубак не навидался? Еще как! У дядьки в заплечниках каких только голодранцев не было – и немцы, и эринцы, и скотты. Так вот скотты, скажу я тебе, они хуже всех. Девок портили, стоило только взгляд отвести. Бах – и в кусты!

Я не ожидала такой резкой отповеди, если честно. Прошка говорил совсем не как ребенок, а как взрослый и весьма опытный мужик. Впрочем… Я все время забывала, что это он в двадцать первом веке ребенок, а в начале шестнадцатого века Прохор Иванович считался взрослым. А еще, на минуточку, был племянником новгородского посадника, то бишь по-европейски практически принцем, пусть даже и бастардом. Вильгельм Завоеватель, к слову, тоже незаконнорожденный был.

– Ну, не потащит же Кеннет меня в кусты. Диху не позволит. И не похож он…

– Дура! Сейчас не потащит, потому приболтает. Ты пойми, ландскнехты все одинаковы – только резать, грабить, жрать, пить и насильничать горазды, – строго заявил Прохор. – Эх, мне бы аркебузу на всякий случай.

Я оглянулась, посмотрела на шотландца. Ничего такого страшного в нем не было. Напротив, он мне показался очень любезным для дикого горца.

– Прош, давай не будем на человека напраслину возводить. Сида его считает тоже потомком Этне, значит, мне он далекий родственник. А шот… скотты родню уважают. Они живут кланами.

– Да знаю я, как они живут, – отмахнулся мальчишка и тоже покосился на Кеннета. – Небось неграмотный, к тому же латинской веры. Дикарь дикарем.

– Так давай с ним познакомимся поближе. Вдруг он окажется хорошим человеком? Потом еще извиняться будешь, что наговорил гадостей. Если ты такой грамотный, мог бы и поаккуратнее разговаривать с человеком, у которого меч еще от крови теплый.

Мне надоело изображать миротворицу. Рядом появился взрослый мужчина, при этом не сид, а обычный человек, да к тому же родственник. И я была очень рада этому факту, да.

Диху

Диху его дальний потомок из тех самых Маклеодов заинтересовал ровно настолько, чтобы признать его полезность. Да, названный Кеннет и впрямь чем-то походил на саму Кайлих. Чем-то? Конечно, той самой буйной Доблестью, которая досталась ему в дар от праматери. Такой же необузданный и свирепый, как сама Неблагая сида. Вот только от Этне в нем почти ничего не было. Ушло, растворилось в крови поколений и поколений смертных. Сохранился лишь отблеск наследия Кайлих. Точно так же, как в Кате-Кайтлин дар Диху, Дар Удачи, светит даже ярче, чем сиял в Этне.

Неудивительно, что Кайлих не разглядела его эмбарр. Странно, что он сам Кеннета пропустил. Хотя горная Альба всегда оставалась землей Неблагого двора, землей Кайлих и ее родичей, тогда как Эрин, Эйре, Ирландия – вотчина двора Благого.

Но не о том были мысли Диху, иное его тревожило. Первое: кто же третий? Дочь Ллира ясно дала понять: ей ведом носитель третьего Дара, она знает, где его искать. Но знанием этим делиться, похоже, не намерена. Но есть и вторая тревога, еще важнее…

Он посмотрел на Неблагую – все такую же яростную, но еще более прекрасную, чем в его воспоминаниях – и покачал головой. Ее опасения напрасны. Велунд или его альфар не захотят отнять Кайтлин. К чему им смертное дитя, если рядом будет сама Кайлих?

– Ты и впрямь так считаешь, Диху-льстец? – неожиданно спросила она так, словно ответила на его мысли. Впрочем, дочери Ллира не впервой было демонстрировать проницательность, а его собственные мысли, верно, отпечатались у него на лице.

– Ты – прекраснейшая из дочерей Неблагого двора, – напомнил Диху. – Лишь Этне могла превзойти свою мать. Альфары же несдержанны и завистливы, а Велунд – первый среди них. Скольких дев он опорочил, вспомни.

– Возможно. – Кайлих кивнула. – Но я не дева, и опорочить меня куда как сложно. Не так ли?

– Так. Но их будет гораздо больше, чем нас. Нас только двое, и смертные нам не помощники. Устоим ли, если Велунд замыслит недоброе?

– Велунд всегда что-то подобное замысливает. – Сида фыркнула и пристукнула копьем. – Но Велунд – не тот, кто может отвратить меня от задуманного. А тебя?

112