– Кто?! – вызверился сид, оскалив некрупные острые зубы. – Как ты меня назвала, девушшшка?
Оскорбление было столь велико, что он не нашел подходящего ругательства в ответ. Эльф! Подумать только! Эта маленькая вошь посмела… Последний глупец, осмелившийся обозвать потомка Дану этой человечьей кличкой, подыхал достаточно долго, чтобы поблагодарить всех своих богов за то, что родился все-таки смертным. Потому что умер в конце концов. Иначе…
Диху сын Луга не просто разозлился, он стр-р-рашно разозлился. Инстинкт самосохранения сразу подсказал мне, что кроется за яростным блеском расширенных зрачков и бледностью губ, поэтому объяснять про английского писателя Толкина и книгу «Властелин колец» мне расхотелось сразу. Как отрезало.
– Ну… у нас сидов так иногда называют. – Я честно попыталась вывернуться. – У нас. В моем мире. Путают, наверное. Я не хотела вас обидеть, мой… господин.
Сквозь звон в ушах и собственный гнев Диху не сразу расслышал, что она там лепечет. Показалось сперва, что маленькая дрянь просто разевает рот беззвучно, как рыба. Но когда смог все-таки различить ее жалобный писк, волна ярости уже отступала, обнажая холодный песок язвительного веселья, в котором не было ничего человеческого.
– Ты пытаешься испортить мне забаву, – процедил сид. – Плохая кошка.
И, смерив ее злобным взглядом от макушки до пяток, приказал:
– Раздевайся. Сама. А будешь ломаться, заставлю сделать это медленно и приплясывая. Рубашку можешь оставить. А потом, – показал пальцем на свои сапоги. – Поняла?
Жалобно поскуливая от страха и злости, путаясь в рукавах и подолах, я разделась до рубашки. Которая, спасибо примитивной средневековой технологии, была достаточно взглядонепроницаемой.
Впрочем, сидскому зрению грубая ткань, похоже, нисколько не мешала.
Боже мой, как же мне было противно и жутко – до дрожи в коленях, до рвоты.
Впрочем, такая немудреная забава быстро приелась сиду. Он задумчиво на меня посмотрел, сморщил нос и спросил как бы между прочим:
– Кстати, а что все-таки означает «ледащая»?
– Иван Дмитриевич, должно быть, полагает меня слишком худой, чтобы считаться здесь красивой, – чопорно молвила я и немедленно перешла в тактическое наступление: – Ну? Ногу сюда давайте, буду сапоги снимать.
Резкая смена темы, по идее, должна сбить с толку.
– Много он понимает в женщинах, этот Айвэн, – хмыкнул Диху, вытягивая ногу. Похоже, касательно разувания это была не издевка, а необходимость. Самостоятельно избавиться от сапог сид, наверное, мог, но для этого ему пришлось бы изгонять опьянение, а вместе с хмелем – и беспечную легкость, которую дарил мед. И ради чего, спрашивается? Не ради же меня? Иметь же дело с трезвым и злым сидом мне совершенно не хотелось.
– Чтоб ты знала, в этом мире эльфами Народ Холмов зовут только те, кто ищет ссоры. Хочешь со мной поссориться? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Нет, не хочу! – честно заверила я, отбрасывая снятый сапог и принимаясь за другой. – Но я ничего дурного не имела в виду, так и знайте. Я просто хотела сказать, что вы благородный… э… сид и не станете делать ничего… э… недостойного в отношении зависимой от вас девушки.
Спич в стиле романов Вальтера Скотта удался на славу, решила я, глядя в изумленные глаза хозяина.
– С каких пор возлечь с девой считается недостойным? – расхохотался сид. – Что там у вас за мир такой? Или ты имела в виду другое? Я должен перевести, да? «Дяденька сид, а ты меня изнасилуешь? Вот прямо сейчас?» – передразнил он меня. А потом добавил доверительно: – Не обольщайся, милая Кэт. Сегодня – вряд ли, хотя, конечно, это как пойдет… Но связываться с вами себе дороже. Не отвязаться же потом. – И принялся загибать пальцы, перечисляя: – В Холмы ее забери, дар вечной юности дай, золотом осыпь… Было бы, право, за что!
Фырканье Диху сделало бы честь любому жеребцу, однако чуткое ухо могло расслышать за показным презрением горький личный опыт.
– Ну-ка, помоги теперь снять этот кафтан или как его…
«Ну вот! Так всегда! Теперь этот наглый гад еще и в домогательствах обвинит!» – обиделась я, но кафтан сняла уже безоговорочно.
– И рубаху теперь, – продолжил руководить процессом собственного раздевания Диху. – Коварная медовуха! Я могу протрезветь, но не хочу. И протрезвев, стану злым. Не вынуждай меня злиться, Кэт.
Неумелые и робкие движения невольницы доставляли больше неудобств, чем удовольствия, однако надо же ее как-то учить! Ничего, скоро привыкнет и наловчится разоблачать господина шустро и беспрекословно. Спать в одежде, когда вся кожа зудит от наливающихся магией узоров Силы, по меньшей мере неудобно. Все равно, что прилечь на муравейнике. Диху скосил глаза на свою руку и хмыкнул. Ну, так и есть. Татуировка, точнее, то, что только казалось татуировкой, не просто стала видимой, но и зашевелилась, расползаясь по телу диковинным плетением светящихся линий. Хорошо, что никто больше не видит, кроме этой… домашней зверушки. Плохо, что и она видит. Впрочем, может, ей это как раз на пользу пойдет? Чтобы поняла, наконец, с кем имеет дело.
Невиданное зрелище заворожило так, что я и думать забыла о домогательствах, а также о перспективе «возлегания с девой». Напротив, заторопилась избавить это… дивное существо от злополучной рубахи. Кожа сида отчетливо переливалась всеми оттенками золота. Это было… было прекрасно.
В этот момент все наносное, все чуждое и человеческое слетело с Диху, как листва. Сын, истинный и настоящий сын Богини Дану только притворялся человеком, а на деле… Он был чистым пламенем, костром волшебной Силы, от которого невозможно глаз отвести, и даже помыслить невозможно, чтобы уйти куда-то или, боже упаси, забыть.