Кошка колдуна - Страница 48

Я напряженно вспоминала, что же делалось в Европах в одна тысяча пятьсот тридцатом году от Рождества Христова.

«Черт! Так в Англии же этот правит, Генрих Восьмой! У которого было шесть жен!»

Как у большинства российских бывших школьников, в голове у меня русские и европейские исторические даты пересекались с большим трудом, и навскидку вспомнить, кто кому был современником, получалось далеко не сразу.

– Эй, да ты меня слушаешь? Размечталась о корсете? – рассмеялся Диху. – Тебя мы облачим в традиционное гэльское платье, какие носят и в Эрине, и в Альбе. Синее, да, определенно синее. Но зеленое тоже пошьем. – Он щелкнул пальцами, и вокруг меня начал закручиваться кусок синего сукна метров этак восьми длиной, а складки будущей юбки сами собой стали заворачиваться в спиральки.

И снова потекла шерстяная волна, точно море, полная неудержимого стремления рыбных косяков, исполинской силы приливов-отливов и завораживающей красоты неведомых глубин. Казалось, нездешний ветер подхватил меня и понес над океанской гладью. Синяя шерсть кружилась водоворотом, постепенно превращаясь из буйного колдовства в человеческую одежду – довольно тяжелое сооружение, держащееся пока только на магии.

– А шнуровку сделаем сзади, как положено даме, – хмыкнул Диху, подходя к своей модели и критически меня оглядывая. – А чтоб тебе было проще одеваться и раздеваться, спереди нашьем пуговицы. Так и статус обозначим, и от необходимости заводить горничную тебя избавим. И меня. Не испытываю ни малейшего желания вешать себе на шею еще одну девицу.

Кусок ткани крепко обхватил талию и грудь, превращаясь в плотно облегающий лиф, с довольно низким вырезом, чтоб виднелась рубашка. Я вздрогнула, когда на лиф вдруг, как живые, запрыгнули серебряные пуговицы. Они как-то совсем по-куриному потоптались, прежде чем угнездиться в положенном месте.

– А рукава?

Вместо ответа на вопрос сид сотворил отдельно рукава, и они самостоятельно пришнуровались, а в их разрезы выпустилась, тоже волшебным образом, рубашка.

Когда работа была закончена, Диху отошел в сторонку и посмотрел на дело чар своих взглядом усталого живописца.

– Ну, ничего… Для начала сойдет.

Я осторожно оглядела себя со всех сторон. Плотная ткать благодаря шнуровке сидела как влитая, а тяжелые складки получились на бедрах. Юбка вышла пышная, и ходить в ней, не падая, еще надо было приноровиться. Но все же этот покрой казался привычнее, чем русский летник.

– Спасибо!

Моя благодарность была искренней. Правда, мне очень понравилось все: и платье, и его сотворение при помощи волшебства. Диху это, определенно, чуял.

– Помни мою доброту, девушка. То-то же!

Диху торопился. Это было заметно всякому, у кого имелись глаза, тем более невольнице, вынужденной находиться при хозяине денно и нощно. То ли надоел сиду Новгород до чертиков, то ли соскучился сын Луга по зеленому Эрину, а скорее всего и то, и другое вместе. Спешил так, будто гнались за ним или же сам устремился в погоню. Ни на детинец не дал мне толком посмотреть, ни по улицам пройтись. Интересно же! Любой археолог отдал бы полжизни, чтобы своими глазами увидеть подлинную средневековую жизнь новгородцев. И вторую половину – за возможность подержать в руках кувшин, чьи черепки потом найдут глубоко в земле. По двум-трем его осколкам будут гадать о форме сосуда целые университетские кафедры.

Но вредный сид в намерении ехать немедля остался непреклонен, как скала. Должно быть, боярские домочадцы надивиться не могли кипучей энергии, нежданно проснувшейся в скучном заморском чародее. Что ни говори, а Диху отлично замаскировался; горбатому, кособокому и криворотому колдуну никто и не пытался докучать. А уж как радовались новгородцы, что он наконец-то уезжает!

Пример беспокойного сида заразил Прошку, и тому тоже не сиделось на месте.

– А в Британии университет есть? А боярского сына в Оксфорд возьмут? А где лучше Мастера Сил – в Лондоне или в Лютеции? – пытал он попеременно то Диху, то меня, стоило лишь сознаться в наличии вузовского диплома.

– Так ты у себя там ученая была?

Я честно попыталась объяснить суть своего образования. Тщетно. Прошка недоверчиво морщил лоб, а сид лишь ухмылялся.

– Она собиралась деревню построить и туда чужеземцев возить, чтобы показывать, как русские люди живут. За деньги, между прочим.

– Это очень интересное и полезное направление, – отбивалась я. – И ничего плохого в том, чтобы познакомить иностранцев с нашей культурой, нет.

– Хитро придумано. Научишь меня этой своей куль-ту-ро-ло-гии?

Кто бы сомневался. Прохор Иванович больше всего на свете хотел учиться. Было бы чему и у кого.

– Я смышленый, я быстро пойму, почему тебя затянуло к нам, – великодушно пообещал мальчик, вдруг посочувствовав мне, очутившейся в общем-то по его милости в такой немыслимой дали от родного дома. – Есть у меня подозрение одно…

– Какое?

– Не скажу пока, – заупрямился юный маг. – Дядька Михаил говорит: «Не показывай дурню половину работы». Паче того девке.

И как ни допытывалась, так и не признался, что за подозрение такое.

– Тогда я тебе не расскажу про Оксфорд, – в шутку пригрозила я.

– А я тебе про Тверь! – как ни в чем не бывало, парировал Прошка.

В современной мне Твери я бывала только проездом.

– И что же там такого есть особенного?

– Да ты чего, девка? А кремль из белого камня? А столичный торг?